Во тьме

Грех не в темноте, а в нежелании света! Марина Цветаева Дядя Федор пришел домой поздно ночью. Он, пританцовывая и напевая себе под нос «Volare, oh oh» как обычно добрался до квартиры и привычным жестом отпер дверь. Было темно. Свет зажигать не стоило. Где-то внутри этой бархатной тишины почивала супруга, будить которую ни в коем случае было нельзя во избежание громких и болезненных слов. Дядя Федор бросил макинтош на пол в передней и на кончиках сальных носков отважно двинулся во тьму. Было страшновато. Перед глазами Феди то и дело возникали и исчезали разноцветные всполохи света. Со стороны спальни слышался легкий шорох. Мыши! Догадался дядя Федор. Будто подтверждая его слова, раздалось легкое попискивание. Видимо мыши в этот момент занимались любовью. Слышались дяде Федору и иные звуки. Однако характера их распознать он не мог. Неожиданно кто-то невидимый поцеловал его прямо в «уста сахарные», пощекотав при этом пышными усами. Дядя Федор онемел. *** - Проклятые галлюцинации – подумал он. Тьма затягивала его, погружая все дальше и дальше в безмолвный квартирный колодец. Дяде Феди померещилась девушка в светлом балахоне, которая замерла у окна. Однако он списал это видение на внезапно нарастающее возбуждение, которое все сильнее охватывала его нутро и тоже не придал ему большого значения. Внезапно впереди дядя Федя заметил что-то белое и взъерошенное. Оно угрожающе смотрело в его сторону, не шевелясь. Как «Чужой» – с дрожью подумал дядя Федор. Становилось все более жутко. Он застыл и прижался к стене. Существо тоже не двигалось, но медленно сокращалось и расширялось, заставляя вспомнить хоррор, который дядя Федор лицезрел недавно на айфоне в ватерклозете. *** Напряжение нарастало с неимоверной силой. Дядя Федя уже не мог более терпеть. Он сунул руку за пазуху и уверенно выхватил наградное оружие – золотой пистолет, презентованный ему самим Вам Даммом вместе с почетной грамотой на Елисейских полях. В следующий момент дядя Федор встал на изготовку, наведя прицел на жуткого гостя. Тот, словно, и ухом не повел, продолжая смотреть с не меньшей, а может и большей, как показалось Феде, злобой. - Стоять, - закричал дядя Федор. И не осознавая своих действий, нажал спусковой крючок. Прогремел выстрел. Пока дядя Федя стоял оглушенный, в спальне зажегся свет. Дверь быстро распахнулась и на пороге показалась жена с растрепанными темными волосами. - Ты что делаешь, дурак – простонала она. Включили свет. На стене зияло пулевое отверстие. Воняло дымом. А Чужой… Чужой оказался лишь обыкновенной старой шваброй, которая была прислонена к стене, видимо после уборки. Дядя Федя виновато тер свой сизый нос, пока жена исходила матом рядом. Он зачем-то подошел к двери семейной спальни и заглянул в щелочку. На кровати валялся голый мужик с волосатыми, как у кинг-конга, ручищами и донельзя мерзким лицом. «Ленинские места» он робко прикрыл старым свитером дяди Феди. *** Впрочем, это было нормальным явлением, так как дядя Федя предоставил жене свободу. Для остроты, так сказать, семейных ощущений. Однако сейчас ему вдруг стало неимоверно тошно. - Пошли вы… - буркнул он и пошел к входной двери. - Вернись, идиот, – причитала жена. Она включила вторую люстру. На стене стало видно несколько дыр от пуль. Дядя Федя уже ничего не слышал. Он поехал в «нумера». Там, наконец угомонившись, он бухнулся на кровать прямо в одежде и неожиданно заснул как младенец. А снилась ему жена, которая радостно бежала по весеннему лугу вместе с "Чужим", наряжая того венками из полевых цветов.